Макет реальности в музее мифов

© PinchukArtCentreill 2218 Студентка факультета французской филологии Вероника Махиня пишет о работах Никиты Кадана с точки зрения деконструкции мифов. Вслед за художником, который исследует наслоения времени в городском пространстве, Вероника пытается рассмотреть, как мифологемы вплетаются в архитектуру города. Текст написан в рамках образовательного проекта PinchukArtCentre "Student Lab".


banner studentlab 1


Как бы далеко мы ни ушли в своих представлениях от оригинального значения слова "миф", правда заключается в том, что его влияние на общество так же сильно, как и тысячи лет назад – мифы с течением времени постоянно видоизменяются. Чем больше человечество изучает само себя, тем чаще люди используют мифы в личных интересах, манипулируя ими и создавая альтернативную реальность, основанную на собственных страхах и желаниях.

В наиболее трудные периоды жизни, когда человек пытается найти исчерпывающие ответы на все вопросы и готов поверить во что угодно, лишь бы не жить без веры, на помощь ему приходят властные вожди, лидеры партий, сект, групп со своей идеологией. В эту идеологию тщательно вплетены мифы о героях, о сильной нации, об общественных благах и о равенстве. Впоследствии человек жертвует свободой ради включенности, приобщенности, внешних уз общественного порядка. Не зря самыми эффективными мифами первой половины ХХ века считаются "политические идеологии, системы идеологем, концептов, заявившие претензию на доминирование и внедрявшиеся в массовое сознание путем тиражирования" [1]. Этот факт может объяснить повышенный интерес современных украинских художников к переосмыслению истории, учитывая революционные события Майдана, информационную войну и вооруженный конфликт на востоке Украины.

Стерев тонкий слой пыли с социалистического прошлого, в своих работах в рамках коллективной выставки "Страх и надежда" в PinchukArtCentre [2] Никита Кадан затронул глубины исторической памяти и предложил критически взглянуть на недавний опыт, представив культурное наследие СССР в художественной форме. Например, пыльные планы заброшенных зданий в свете лайтбоксов, которые используются за пределами экспозиции в качестве рекламоносителей в городском пространстве или в медицине для просмотра МРТ и рентгеновских снимков. Они наталкивают на мысль о фотографическом проявлении негатива нашей реальности, о раскрытии тайны и об обнажении незарубцевавшихся шрамов от пережитых поражений.

Руины былой империи не только свидетельствуют об эфемерности советского мифа, но являются носителем истории – экспонатом, который служит напоминаем о произошедших событиях. Только в одном случае подобные постройки сохранены намеренно и становятся частью нового городского мифа, как школа после теракта в Беслане или сожженный во время Второй мировой войны город Орадур во Франции; в другом – они сносятся, и на их месте вырастает новый объект, как, например, музей "Топография террора" в Берлине. В ином же случае заброшенные здания забываются, покрываются плесенью, но, если повезет, они будут бережно задрапированы полотнищем рекламной пленки и таким образом "гармонично" впишутся в современное пространство, не вызывая своей нагой дряблостью беспокойства и растерянности у прохожих.

На стыке мироощущений горожан и логических выводов об образе мира, которые являются результатом повседневного опыта, создается мифообраз города. Его неотъемлемой частью является современная архитектура. Прозрачность, которую она приобрела с годами, выполняет чисто функциональную задачу и служит двигателю прогресса, стараясь не отвлекать внимание человека от главного – рекламы. Она - инструмент капиталистических отношений, к тому же имеет свою мифологию, которая стала куда более изощренной в своих методах воздействия, используя имплицитные смыслы, в отличие от примитивной архаической мифологии, которая диктует истину напрямую. Чего только стоят рекламные мифы об элитных и обычных предметах, о вещах-аристократах и вещах-плебеях, о «дарах богов» и «лучшем, что может дать природа». Возможно, коммерциализация жилого и нежилого пространства есть необратимый процесс – такой же, как и стремительное развитие технологий, и все, что нам остается – смириться с метаморфозами мифа, которые он претерпевает в постоянно видоизменяющемся обществе.

Художник критикует подобную перспективу и заявляет: "Смена изображения идет очень быстро, лицо города не фиксируется в постоянных изменениях. Инвазия частного, гибель публичных пространств – это то, чему я хочу дать образ". Подобный взгляд на актуальность пересматривает традиционный миф о "гибели мира", превращая его в современную мифологему, где одинокая серая масса, утратив идентичность, снует в поисках выгодного предложения.

Придать уверенности в будущем и подарить надежду на спасение мог культурный герой – великий созидатель и исследователь, создатель ценностей и наследия, прославленный своими подвигами. В определенных исторических обстоятельствах возникает потребность социума в сильном лидере, идейном вдохновителе, который, к тому же, имеет все характерные черты архаического героя: противостоит действительности и сталкивается с необходимостью преодолевать разного рода препятствия. От прожорливого механизма рынка в данный момент человека может спасти если не он сам, то современный культурный герой – переосмысленная мифологема, прототипом которой есть реальный человек: работа его связана с творческой деятельностью, требует больших энергетических затрат и не всегда восполняется поддержкой извне. Иметь собственную позицию, обличать современное общество, заставлять человека задуматься – в этом состоит смысл работы художника, что является в наше время истинным испытанием.

Безусловно, в составлении пантеона культурных героев один из решающих факторов принадлежит ряду различных институтов: политическим, религиозным, образовательным институтам, а в сфере искусства функцию легитимации культурного героя выполняет музей. Зачастую именно в музейном пространстве проверяется масштаб личности культурного героя-художника.

Что касается роли музейного пространства в экспозиции, то Никита Кадан использует его для столкновения двух традиций, заставляя экспонаты полемизировать между собой в сознании зрителя. Автор создает "музей в музее", собирает собственные труды: старые, вписывающиеся в актуальный исторический контекст, и новые, выполненные в хорошо узнаваемой авторской манере. Разочарование может постигнуть тех, кто давно следит за работами Никиты Кадана, – из-за вновь воспроизводящихся мотивов из советской эпохи. Тем, кто впервые познакомился с творчеством Кадана именно благодаря проекту "Страх и надежда", в некотором смысле повезло. Своеобразное "собрание сочинений" художника дает целостное представление о его личности, убеждениях и методах реализации проектов.

"Музей, – говорит художник, – как и восстание, – необходимый элемент "возвращения в историю". Вы учитесь действовать, рассказывать и строить повествование, способное сопротивляться как идеологии, пропаганде, так и превращению в вещь, товар. И наступает момент, когда вы снова обнаруживаете себя в истории". Сомнений нет в том, что автор сам станет историей не только в архиве музея, но и закрепится в архиве нашей мифической памяти.

Миф – это наши корни, коллективная память. Необходимость существования мифа неоспорима, но говорить о его единственно правильной сути я не возьмусь. Миф одновременно называет и уведомляет, внушает и побуждает. Если мифообразы несут на себе печать личностной интерпретации, то незначительные, на первый взгляд, их модификации могут сыграть с нами злую шутку.

1. Евгений Ермолин. Мифокритика. Работы 1990-х – 2000-х гг. (опубликованные и неопубликованные).
2. В рамках коллективной выставки "Страх и надежда" представлены работы Никиты Кадана «Вчера, сегодня, сегодня» (2012-2014), "Рабочие материалы. Вина изображений" (2014), "Администрация. Макет" (2014), "Музей революции. Вина показа" (2014), "Экспонат. Нераздельное" (2014), "Процедурная комната" (2009-2010).