Никита Кадан

19 липня 2010

• 
• 

1910

Твіт

Подходит к концу наша милая беседа – о национализме? Хочется по инерции сказать так, но ее тематический круг гораздо шире. В него вошли темы (отсутствия) институционной поддержки критического искусства в разных странах, соотносящихся с этой поддержкой уровней (нон)конформизма, наличия/отсутствия соцзаказа,  мотиваций художника, (не)легитимности определенных позиций и форм дискуссии, «политического поворота» в молодом украинском искусстве и многого другого. Однако  с национализмом по-своему соотносится каждая из этих тем.
«Полив» эстонской выставки в украинском издании не является жестом большой храбрости. Не является он и дидактически ценными, если анализ явления в нем замещен брызгами грязи. Эти брызги, в свою очередь, могут вызвать цепную реакцию «переходов на личности». Если обернуться назад, можно увидеть, что беседа эта повернула в строну персонализации – в заглавиях первых двух текстов варьировалось название выставки, а в заголовок предпоследнего уже вынесены фамилии собеседников.

Признаюсь, что основной причиной моего первого ответа стали, в первую очередь, очевидно надуманные обвинения в адрес «нашего» сегмента молодого украинского искусства. Впрочем, среди причин была и необходимость противостоять попыткам протащить под любым видом апологию национализма на территорию социально ангажированной художественной дискуссии. Противостоять, не в последнюю очередь и потому, что сам национализм еще не скоро станет достоянием истории. Кроме выставочных залов и страниц почтенных академических исследований он присутствует в пространстве реальной повседневной жизни, в том числе, и в Украине.

Национализм в приближении

В этом отношении симптоматическим является завершение текста Полатайко: «А щодо націоналізму, раджу формувати погляди на нього не з творчості містечкових блогерів та ідеологів, а на основі фундаментальних праць сучасного дискурсу» (далее следует список научных публикаций). Вот это и вправду «поза страуса». Ведь «містечкові блогери та ідеологи» - это и есть активные практики реального сегодняшнего украинского национализма, в глаза которому Полатайко посмотреть, похоже, боится. «Містечковими», получается, здесь названы именно украинские националисты, действующие в Украине.

Однако нужно признать, что современный украинский «стигматизированный» национализм не однороден. Есть здесь и лощеные «бизнесмены-патриоты», и респектабельная «національна інтелігенція» советской партийной закалки, и субкультурная молодежь в Lonsdale и Fred Perry, и «теоретики», вооруженные томиками Карла Шмитта и Эрнста Юнгера, - а есть и пьянчужки-антисемиты и ксенофобствующие гопники.  В нагрузку к «естественной» русофобии многие украинские националисты балуются еще и расизмом или гомофобией. Если же каким-то фантастическим образом отсечь от данного движения всех неприглядных расистов-антисемитов-любителей помечтать о грядущем терроре против «ворогів нації», то электоральная поддержка национализма в Украине значительно уменьшится.

Украинский национализм  на практике и в приближении - малоприятное зрелище. А теоретическому обсуждению практика все-таки предшествует. Разве нет?

Противостояние противостояний

Националистическое сознание изрядно подвержено обаянию геополитики. Для украинских вестернизированных (очень поверхностно вестернизированных, на уровне халтурного «евроремонта в головах», не более) националистов, для «профессиональных патриотов» Восточной Европы и для части либерального и националистического истеблишмента Запада геополитическим «любимым врагом» является Россия. Это никак не оправдывает путино-медведевский режим и не делает его более симпатичным. Ведь и там «общенациональное единение» в страхе-агрессии против пугала либерализма-оранжизма-западных происков претендует на то, чтоб определять процессы общественной жизни. Только в РФ это происходит более неприкрыто и мерзко. Лепить иррациональную фигуру врага из России, как ни парадоксально, означает подпевать ее пропаганде – ведь именно «кольцо врагов» является в этой пропаганде ключевым образом. Вспышки массовой русофобии в ответ на очередную провокацию российских властей есть симптом такого понимания политики, в котором путино-медведевская власть только и возможна.

Но есть и другая политика, в принципе выбивающая табурет из-под путина-медведева-януковича-тимошенко-саркози-нато- любых военных блоков-имперской агрессии-национализма.

Это политика радикальной «прямой» демократии, укрепления горизонтальных связей в обществе, защиты и расширения сферы общего, не подвластной ни властному контролю, ни присвоению во имя частных интересов. Когда политика переносится из плоскости «мы, украинцы, объединимся вокруг наших лидеров чтобы противостоять московской агрессии против нашей идентичности» в плоскость «мы – украинцы, русские, немцы, пуэрториканцы, просто обитатели мира стагнирующей представительской демократии и неолиберальной экономики – будем повсеместно объединяться ради защиты нашего жизненного пространства здесь и сейчас и против собственников, присваивающих общее и властей, которые, вопреки обещаниям, не защищают наши интересы», тогда троны, на которых восседают «представители», начинают повсеместно раскачиваться.  

Среди прочего такой переход на другую территорию противостояния предполагает совместный бойкот властных игр в войну. В подобных ситуациях задача националистов – перенаправить энергию социального конфликта в русло противостояния национального. Националистическая аргументация: «виноват не капитализм как таковой, а капитализм еврейский» или «ваши права ущемляют – потерпите, не раскачивайте лодку, ведь если прийдут русские, будет гораздо хуже».

Если рассматривать политику исключительно в пространстве отношений национальных или религиозных идентичностей, отношений повсеместно принимающих формы вражды  – тогда можно обустраиваться в болоте повседневной ненависти на многие поколения вперед. Достойная задача – выйти, покинуть такую политику, дезертировать из нее.

Стоит помнить, обращаясь к социальной борьбе, обнажаешь фронт борьбы национальной и наоборот. Поэтому обвинения от правых в предательстве, преступном небрежении национальными интересами, позиции страуса и т.п. – здесь вполне ожидаемы. Такие обвинения являются частью методологического арсенала национальной консолидации. Как сформулировал известный правый практик, «Речами, либо еще как-то, но людей всегда можно склонить к выполнению воли лидера. Это просто. Все, что нужно для этого сделать – это сказать им, что на них напали, а пацифистов обвинить в отсутствии патриотизма, и в том, что они подвергают страну опасности. Это сработает в любой стране.”  - Герман Геринг.

Полатайко, будучи до глубины травмирован «тєлодвіженіямі зємлєйоба» (раз уж ему так мил этот образ), сумел – риторически – использовать это насилие «для пользы дела». Вообще, самовиктимизация – характерный рекламный прием националиста. Он появляется на рынке власти в упаковке «обиженного». Он демонстрирует увечья и подробно рассказывает о совершенном над ним (и страной!) надругательстве. Однако это лишь подготовка почвы. Следующий этап – призывы к отмщению, которое возможно после утверждения «сильной национальной власти».

Здесь уместно вспомнить рецензию Енса Герльта на известный роман Оксаны Забужко. Он пишет: «Описуючи себе як «націонал-мазохістку», нараторка забарвлює іронією мереживо сексуальности та національної історії. А проте видається, що йдеться не лише про наративну програму, а й про ключову ідеологічну концепцію твору – встановити прямий зв’язок між сексуальною експлуатацією та історичною віктимізацією українців. Йдеться про типову стратегію націоналістичної риторики, що полягає в наголошенні зовнішніх загроз для існування нації. Можна навіть сказати, що концепція нації в своїй основі часто твориться шляхом наголошення загрози спільноті, яку важко чітко визначити за іншими ознаками: «нація – це те, що в небезпеці».

«Сильная национальная власть» примирит общество, раздираемое социальными противоречиями. Она поставит «українське братерство» ширмой, прикрывающей разрыв между хозяевами жизни и множеством выброшенных на грань выживания. Но «модні ліві» в тягныбоковской Украине, о которой в первом тексте фантазирует Полатайко, вряд ли будут что-то проблематизировать за государственные деньги. И насчет «европейских перспектив» такой Украины есть большие сомнения. А вот насчет раскола – сомнений очень мало. Сыграет такая власть и новые геополитические спектакли, зачастую «для натурализма» политые настоящей кровью.

 Но первым врагом украинского населения сегодня является все же не российская, а именно украинская государственная власть, украинское общественное пространство съедается в первую очередь национальным капиталом. Для украинского обывателя милиционер из Шевченковского районного отделения представляет собой гораздо большую опасность, чем рязанский десантник. Угроза местных девелоперов украинским городам реальнее угрозы российских войск. Украинская земля страдает от загрязнения украинскими предприятиями, украинские работники – жертвы преимущественно украинских работодателей. Однако есть способ забыть обо всех этих неприятных мелочах. Сладкое забвение приходит, как только на востоке из-за горизонта встает огромный медведь с балалайкой.

Противостоять имеет смысл не большему злу, оправдывая меньшее, а самой этой композиции противостояния. «Горизонтальному» конфликту Запада и Востока, требующему национальной консолидации, «сильной власти» и повышенного доверия ей, нужно противопоставить «вертикальное» противостояние общества и власти – во всех тех случаях, когда власть не представляет интересы общества.  А случаи эти, повторяясь, давно обнажили закономерность.

Искусство в зеркале национализма

В рамках националистической идеологии искусство получает почетную задачу служения своей стране, укрепления национальной традиции (культурного канона), оно должно поддерживать национальную память и время от времени освежать в ней образ внешнего врага.

В Украине правый художник – это чаще всего такой себе «митець»-консерватор, член «національної творчої спілки». В России выпустили несколько более модернизированную пробную модель – микширующего постмодерный маньеризм 90х с золоченым державным китчем Гинтовта. Но вполне можно представить себе и правого художника (скорее всего обретающегося на Западе), который пользуется наработками левого искусства 60х, такими как партисипативные художественные практики, мультимедийность, предъявленная процессуальность. А также – до некоторой степени – практикует социальную критику. Но такая критика, оставаясь в служанках у «политики идентичности», обречена всегда знать свой шесток. Порезвиться ей дадут лишь тогда, когда общенациональное единение (или единение «демократических наций») очередной раз будет нуждаться в реанимации с помощью фигуры врага.

Вообще, эта фигура для националистов – золотой ключик к общественной легитимности. Когда происходит апология какой-либо модели национализма (конечно, исключительно чтоб не «лить воду на мельницу имперского неофашизма»), то всякого рода националистические «шалости», замешанные на ксенофобии принимаются как допустимые формы общественной дискуссии. Сначала все выглядит вполне безобидно, впереди семенит Полатайко с книжкой – но за ним широким шагом идет настоящий националист с дубиной.

За критическую экспозицию

Полатайко требует ответа на «конкретный вопрос», который звучит так «…щоб виставка не була політкоректною грою в пісочниці, вважаю, що потрібно було включати увесь спектр явища, на репрезентацію якого вона претендує. Уявіть собі виставку про афро-американську ідентичність без згадки про Ку-Клукс-Клан... Фашизоїдним уродцям з офіційною підтримкою я б теж мікрофона не давав, але факт такого симбіозу мав би бути критично обговорений. А так виходить, що “слона то я и не приметил”. І де, все-таки, націоналізми систематично замовчуваних ідентичностей?»
 
 Видимо, мне нужно отреагировать на весь этот набор фраз, к хвосту которого прикручен размытый вопрос, который уместнее было бы обратить к кураторам выставки в KUMU. Но скажу так: выставка про афро-американскую идентичность должна говорить и о Ку-Клукс-Клане, однако не устами его современных последователей. Микрофон я бы не давал даже фашизоидным уродцам без официальной поддержки: ксенофобам всех мастей (без исключения для русофобов). Где национализмы «системно замалчиваемых идентичностей»? – они достойны репрезентации, но не апологии, не пропагандистского самопоказа, так как, несмотря на свое нынешнее невыгодное положение, национализмами они быть не перестают. Так что микрофон снова проходит мимо правых.

Однако вопрос можно и развить, говоря не только о национальных идентичностях, фундирующих свои национализмы, но и о замалчиваемых идентичностях гендерных, культурных, религиозных. Есть лондонский художник Дениел Бейкер. Его тема: британские ромы – в исторической традиции и в современном мире из украинского политикума до громящих выставки современного искусства российских «хоругвеносцев»  – и многое-многое другое.

Достойны показа и государственные «национализмы большинства», находящие себя в ущемлении прав меньшинств и национализмы меньшинств, находящие себя в терактах против мирных людей. Также стоит помнить, что эти две формы много раз доказывали и доказывают свою взаимообратимость. Расстояние от очередного обретения «чувства общей крови» до  террора против вчерашних угнетателей не так велико, как кажется.

Разве что бессмысленно требовать показа «всего спектра явления» от одной выставки на уровне перечисления разновидностей этого явления. «Поговорим о национализме»? – поговорили, соответственно обстоятельствам места. Но дискуссий на эту тему идет очень много.

Из других выразительных выставочных художественных высказываний о национализме упомяну работу галицкого художника Игоря Переклиты на недавней выставке «Якщо/Если/If. Украинское искусство на переломе» в музее PERMM в Перми. Куратор Екатерина Деготь сформировала выставку как рассказ о сегодняшней Украине, в котором без упоминания о национализме не обойтись. Картины Переклиты с изображениями украинок и эсэсовцев, надписями «Смерть московським окупантам» и «Слава німецькому солдату – визволителю Європи» овеяны духом тихого безумия. Искусство Переклиты балансирует на грани, уходя от однозначного опознания себя как аматорского или самоиронично-профессионального, пародийного или наивно-серьезного. Екатерина Деготь разместила работу Переклиты по соседству с шизоидным «шансон-артом» Стаса Волязловского. Здесь критическая дистанция задается контекстом экспонирования. На выставке в Ивано-Франковском отделении Союза художников Украины эти работы смотрелись бы иначе.

Еще вспомню, начав говорить именно об украинских работах, «Проекты украинских денег» Олега Тистола и деятельность «Нацпрома» - объединения Тистола с Николаем Маценко. Художники создали впечатляющую пародийную картину попыток молодого государства на коленке слепить себе «национальный миф», государственный «большой стиль». Тистол и Маценко продемонстрировали механизмы «изобретения традиции» – практически по Хобсбауму. Их работы приобретали формы огромных панно, масштабных, алтарного характера инсталляций, предъявляющих свой бутафорский характер, наглядно отражающий эксцессы ускоренного державостроения.

Можно вспомнить и о классических проектах группы IRWIN и NSK, представляющих собой «миметическую критику» риторики "служения нации", или известнейших работах Ханса Хааке «Населению» и «Германия».

В то время как интернациональное современное искусство сохраняет определенный иммунитет от проявлений национализма, религиозного фундаментализма, ура-патриотического воодушевления или его теневой стороны – ксенофобии, на территории официозного искусства «для внутреннего пользования» (например, украинского) такие проявления являются обычным делом.

Некритическая репрезентация национализма цветет на выставках, финансируемых государством, таких, например, как «Україна від трипілля до сьогодення». По стенам там висят бесчиленные живописные и графические произведения с трипольцами, скифами, козаками, Сечевыми стрельцами, хатами и калиной, слепыми кобзарями, скорбными матерями – а также, естественно, «московітами» и «червоними ордами». Наверное, новый  курс власти приведет к некоторому увеличению доли нимбов и церквей в этом наборе, но его сути не изменит – ведь все годы независимости, несмотря на все смены курса, украинский казенный официоз оставался именно таким. Все описанное было бы исключительно комично, если бы не факт, что это – едва ли не единственная форма современного искусства, поддерживаемая украинским государством.

«Интернационально ориентированное» и «сделанное для внутреннего пользования» искусство редко демонстрируется вместе. Однако я против того, чтоб считать, что здесь «современное искусство», а там – какое-то другое, которе из-за своей «шароварности» просто не достойно рассмотрения.

Верным подходом мне кажется критическая реперзентация национализма во всем богатстве его проявлений, но со снятием любой возможности его пропаганды.

На цьому редакція KORYDORу вольовим рішенням ставить крапку в дискусії між Тарасом Полатайком і Нікітою Каданом. Те, як активно читали й коментували тексти цієї дискусії, свідчить, що не лише тема націоналізму, а взагалі – політичної заангажованості й відповідальності художника, - давно потребувала виходу в публічний простір. І ми готові обговорювати ці теми й надалі.

Тексти з дискусії:

Тарас Полатайко: Між ідеологією та ідентичністю
Нікіта Кадан: Поговорим о национализме?
Тарас Полатайко: Про право бути українцем
Нікіта Кадан: №4
Тарас Полатайко: Кадан в дзеркалі Полатайка